Фокс продолжал внимательно следить за мной, подойдя к стене справа от себя. Он элегантно шагнул сквозь тени, как будто был тенью самого себя. Вбив код в клавиатуре замка, он распахнул дверь, которую я не видела, замаскированную черным оформлением. Склонив подбородок, он сказал:
— Мы прояснили это, не так ли?
Лестница была открыта и манила. Я могла бы сбежать и забыть то, что случилось сегодня. Но я никогда не получу подобного предложения еще раз. Я удивлялась, насколько живой он мог сделать меня, насколько сильной он заставил меня стать.
Это был моим единственным шансом помочь Кларе, если я не хотела ограбить банк или сотворить еще что-то безрассудное.
Стиснув зубы, я проследовала в его кабинет. Фокс не двигался, и тепло его тела спалило в пепел всю мою сдержанность. Мою кожу покалывало, когда увеличился медленный вихрь притяжения. Мой сосок покалывало, вспоминая его прикосновения.
Это было очень давно.
Прошло достаточно времени с тех пор, как меня касались и нежно любили. Я тряхнула головой. Я окружила себя ложью, я никогда не была нежно любимой или обожаемой. Я была использована и выброшена. Я была предметом вожделения на очень короткое время, только для того, чтобы выучить ценный урок: ничего не было священным, и меньше всего, моя девственность.
Фокс закрыл за собой дверь и подошел ко мне. Я сжала колени вместе, чтобы не было соблазна отойти. Это было бы слабостью, а я не была слабой. Это также останавливало меня сделать что-то опасное, как потребовать его касаться меня снова.
Он двигался, как хозяин, мужчина, который знал, как бороться и не боялся заставлять других выполнять его приказы.
Что бы он сказал, если бы я рассказала ему, что я мать? Будет ли он презирать то, что я притворялась сексуальной, а на самом деле была практически девственницей? Один толчок членом, чтобы забрать звание неопытной, и еще один толчок, чтобы оставить меня с Кларой. Вряд ли это считается чем-то запоминающимся.
Я закусила нижнюю губу. Я, наконец, позволила себе быть честной. Я была голодна. Действительно голодна для чего-то правдивого. Связь, сексуальное пробуждение. Мое тело хотело Фокса, пока разум хотел бороться с ним по каждому вопросу. Такое сочетание угрожало создать такую зависимость, которую не могли бы разрушить даже деньги.
— Ты белее, чем обычно, — Фокс наклонился ближе, раздувая ноздри, как будто мог попробовать мою панику. Он перевел взгляд на мое горло. — Твое сердце дико пульсирует, и твой запах сильнее, — неуверенной рукой он смахнул свободные локоны, лежащие на моем плече. Его легкие прикосновения заставлял меня бороться с закрывающимися от желания веками, сражаться с непреодолимой потребностью. — Что случилось?
Не имело значения, что я была неопытной. Секс был первобытным, инстинктивным, животным. Я чувствовала себя, как куртизанка мирового класса. Женщина, которая соблазнила бы мужчину, и, в свою очередь, была бы соблазнена им.
Фокс был эротической фантазией, которую я никогда не воображала. И он платит, чтобы трахать.
Мысль должна была вызвать неприязнь, но она заставила меня стать влажнее.
Вздохнув, я прошептала:
— Ничего. Ничего не случилось.
Фокс склонил голову, нахмурившись:
— Помни, я чувствую запах лжи.
Я встретила его взгляд, холодная серость которого заставила меня почувствовать себя так, как если бы я стояла в сильную метель.
Чем больше мы смотрели, тем больше возбуждалось мое тело, тем большего я его хотела. До прихода в этот проклятый клуб я не была удовлетворенной. Я не жаждала мужчину, и мне не нужно было удовольствие, доставляющее освобождение. У меня было так много вещей, потребляющих меня, без усложнения романтикой. Но в тот момент, когда я посмотрела на Фокса, я знала, он был другим. Он был мужчиной, которого я могла желать.
Ни внешность, ни мастерство на ринге, которые меня привлекали. Ни его шрам или его жестокость.
Меня привлекало в нем все.
Обсидиан Фокс был настолько мужчиной, что было страшно. Красивый, он показывал свои изъяны на всеобщее обозрение, и не извинялся за это.
Разрушая зрительный контакт, я осмотрелась вокруг его кабинета. Единственным светом были небольшие светодиодные полосы, освещавшие металлические скульптуры и произведения искусства. Я шутила, что его кабинет был подземельем, и это было близко к правде. В черное были окрашены стены, ковер, мебель и даже светильники.
Все черное.
Одну из стен украшало большое нарисованное изображение лисы, охотящейся под светом луны.
Приглядевшись, я заметила неприятный шрам, уродующий половину морды лисы, так же, как и лицо Фокса. Казалось, он любит символичность. Либо это так, либо он судил себя слишком строго.
Фокс потихоньку подходил ближе, пока на моих руках не поднялись волоски. Будучи так близко, он заставил меня тосковать по его прикосновениям, и в то же время, бояться.
Я подавила дрожь, когда Фокс остановился рядом со мной, уставившись на то же самое изображение. С этого угла, его левый профиль был нетронутым. Гладкие щеки, гладкая шея и несчастные серо-белые глаза. Он выглядел уверенным и в боевой готовности. Первобытным, диким, но таким дисциплинированным и далеким.
— Восхищаешься работой Оскара?
Оскар. Блондинистый идиот, который говорил обо мне, как будто я была проституткой. Я ощетинилась, ненавидя, что этот придурок был талантливым. Каждый выступ, взмах, независимо от метода, который он использовал, говорил об истинном мастерстве.