Потому что он был обременен. Сильно.
Его грубость и шрам не пугали меня. Он сочинил ложь, а зловония лжи никогда со мной не срабатывали.
У него в глазах появились вспышки эмоций.
Мое сердце колотилось о ребра. Сделав осторожный шаг вперед, и игнорируя синяки на своей шее, я спросила:
— Ты в порядке?
Он широко раскрыл глаза и рассмеялся:
— Ты спрашиваешь, в порядке ли я? Не должен ли я спрашивать это у тебя?
Я пожала плечами.
— У нас у всех есть спусковые крючки. Я поверила, когда ты сказал, что не хотел меня обидеть.
Он замер, как будто я поставила его в тупик.
— Если у нас у всех есть спусковые крючки, ты тоже должна его иметь. Какой твой? — его голос оставался обманчиво спокойным.
Я не поддалась на наживку раскрывать свои секреты, я еще не готова.
Покачав головой, я ответила:
— Это не имеет значения. Я обещаю, что не прикоснусь к тебе снова. Я вижу, что это для тебя проблема. Я выучила урок.
«И я разберусь в причине этого».
Фокс стиснул зубы. На секунду я подумала, что он прикажет мне уйти, и что он передумал меня покупать.
Наконец он кивнул.
— В таком случае, давай продолжим.
В жизни были некоторые вещи, которые имели смысл, и другие, не имеющие никакого смысла. Большая часть моей жизни не имела смысла: у меня не было свободы и права на будущее. Я подчинялся приказам: спал, когда мне говорили: «Спи», ел, когда мне говорили: «Ешь» и убивал, когда мне говорили: «Убей».
Но мое беспощадное состояние, холод, что заключен в моей жизни, дали трещину и начали таять.
И все это из-за одного человека.
Одного человека, который меня не боялся. Одного человека, который толкал меня за мои пределы и помог мне найти путь к выздоровлению.
Одного человека, который мог бы сделать это лучше.
Я знаю, что это только вопрос времени, прежде чем я разрушу это. Я не был достаточно сильным, чтобы это остановить.
Сегодня вечером я сделал одну вещь, которая, по крайней мере, придала всему смысл.
Я купил девушку.
И никогда не отпущу ее.
Я не мог встретиться с ней взглядом.
Я не мог смотреть на красные отметины на ее шее без чувства вины. Не было никакого оправдания в том, чтобы бросить человека на пол и душить его в середине поцелуя.
Мой первый гребаный поцелуй, и я его испортил.
«Ты не должен был делать то, что они приказывали». Я не должен был поверить им, когда они сказали, что нельзя вернуться.
Не было никаких установок или наставлений, чтобы сломать то, что натренировали во мне за двадцать два года. Они создали машину и все, кем я был, перестало существовать. Этот поцелуй только что доказал это.
Я купил женщину и, вероятно, убью ее прежде, чем она это заметит.
Мое сердце сжалось от этой мысли. Я не знал ее, но она уже дала мне что-то невероятное. Она поцеловала меня без какого-либо барьера, своим языком обнажила все свои потребности и мечты, когда облизывала меня со страстью. Она прижалась ко мне своим телом, и ее тепло послало моему члену пульсацию с первым предэякулятом, которым я наслаждался в своей жизни. Все это потрясло меня, и я погрузился мыслями в поцелуй, стараясь понять, как наклонить голову, как далеко я могу зайти без того, чтобы столкнуться зубами.
Я сжал руки в кулаки от ненависти к самому себе. Ожидая слишком многого, я думал, что она предложит мне нечто удивительное.
Я ослабил свою бдительность, сломал свой контроль. Одно прикосновение. Одно простое прикосновение заставило меня вернуться к тому, кем я был раньше, и использовать против себя свою вторую сущность.
Зел потерла шею, прикрывая своими густыми волосами большинство синяков.
— Все в порядке. Я принимаю твои извинения. Ты не должен выглядеть, как будто кто-то пришел и избил тебя.
«Как она догадалась?»
Я зарычал, отходя:
— Ты ничего не знаешь. Прекрати пытаться понять меня.
Я ненавидел, что должен был находиться под контролем, но каждый раз, Зел крала его у меня. Либо своим характером, либо пониманием, либо своей силой. Я был на шаг позади и чувствовал себя чертовым шутом.
Я хотел кричать на нее, чтобы позволить себе иметь над ней власть, но в то же самое время, мне нужно было оставаться сильным. Мне нужно было все мое мужество, если у нее был хоть шанс спасти меня.
Решив сосредоточиться на поцелуе больше, чем на последствиях, я перестал расхаживать и повернулся к ней лицом.
— Что ты чувствовала, целуя меня? Я хочу знать.
Ее щеки вспыхнули.
— Мне не нужно говорить тебе. Ты знаешь.
— Что я знаю? — я знал, что все еще чувствовал ее вкус у себя во рту. Я знал, что мой член изнывал от того, как сильно я хотел погрузиться в нее, но я, черт побери, понятия не имел, о чем она думала. Я хотел убедиться, что ее, как и меня, затронуло то, что произошло между нами.
«Потому что, если нет, я докажу, что ты недостойна любви».
Мысль пришла из ниоткуда, и я вздохнул. Бл*дь, это так чувствуется реабилитация? Разрывая себя на части, я хотел быть свободным от зависимости в моих венах. Не было сомнения, что у меня была ломка — не от вещества, а от состояния, что владело моим телом и разумом.
Хейзел пробормотала:
— Когда ты целовал меня, я чувствовала всё. Я любила движения твоего языка. Тепло твоего тела. Я могла чувствовать, — она остановилась, прежде чем продолжила: — Я чувствовала твой член у своего живота, и это заставило меня хотеть тебя. Этот поцелуй шептал обещания, а мое тело плавилось для тебя. Я ответила на твой вопрос?